С незапамятных времён так сложилось – каким бы необычным и чудным ни был Радужный Замок, все свои тайны и странности он хранил внутри, в своих закоулках – глубоко или не очень. Даже лёгкую радужную дымку над вершиной главной башни, несущую весть о пребывании Правительницы в родных пенатах, неискушённый взгляд мог просто не заметить. Единственное что – в Замке было двое центральных ворот. Одни открывались к морю, к обрыву, где внизу весело шумёл многогранный Город, которому никто так и не осмелился придумать название. А другие смотрели в противоположную сторону – туда, где пролегала ведущая к ним дорога из каменных плит, по мере спуска по горе превращаясь в каменную же лестницу. По ней из Города в обход поднимались всякого рода официальные личности вроде послов – или просто те, кто не обладал способностями к левитации или мгновенному перемещению в пространстве и не мог попросить кого-нибудь из Города поднять их наверх.
Справа от дороги и ворот, а также, собственно, и самого Замка под ясным небом вольготно раскинулось небольшое озеро – относительно небольшое, ведь в нём как-то могли резвиться вволю два купающихся дракона. А из озера вытекала узенькая речушка, весело и шустро скатываясь водопадами с горы. И по правому её берегу в гуще буйной зелени подымалась наверх другая лестница – бело-золотистая, деревянная, хрупкая и изящная на вид, но прочная и незыблемая по сути. И сейчас рядом с каким-то из её пролётов, на берегу говорливой речки, прямо в двух шагах от водопада – сидел красивый юноша в простой жёлтой рубашке и светло-зелёных штанах. Тёмно-русые кудри отливали янтарём в солнечных бликах, пробивавшихся через листву, изумрудные глаза были чуть затуманены, на губах блуждала мечтательная улыбка – казалось, он не замечал вокруг себя ничего и никого. А ведь юноша был не один…
Ветви густого кустарника ни разу не шелохнулись от неловкого движения, случайный взгляд не нашёл бы в них ничего подозрительного – но оттуда за одиноким мечтателем пристально следили внимательные и цепкие глаза.
Вот в зелёных зарослях мелькнула смутная тень – незримый охотник решил покинуть место своей засады. Но ни одна ветка не треснула в живой тишине леса, ни одна птица не заголосила в тревоге. И, метнувшись к лестнице, распласталось в воздухе тёмное тело – прыжок! – на корточки на перила, опора на одних носках, неслышно – прыжок! – и вот уже охотник оказывается прямо за спиной юноши… и закрывает ему глаза ладонями.
Шанар вздрогнул, очнувшись от своих раздумий, резко встал, обернулся – и лицо его озарила улыбка.
– Ну, наконец-то! Ты припозднился… Я уже пять минут тебя жду.
Рангар смущённо улыбнулся и потёр безволосый затылок, понимая, что "пять минут" с тем же успехом могли оказаться и десятью, и двадцатью, учитывая степень задумчивости поэта. Но, как обычно, предпочёл извинениям на словах нечто более действенное – обнял юношу и ласково поцеловал в губы. Шанар благодарно прижался к брату, возвращая поцелуй, а после опустился обратно на траву, утянув Рангара за собой.
Пару минут они сидели рядом и молчали, любуясь солнечными зайчиками, скачущими по говорливым струям. Потом Шанар вздохнул и опустил голову брату на плечо – так привычно и не задумываясь, будто делал это сотни и тысячи раз. Впрочем, так оно и было…
– Ты помнишь? – шепнул он, касаясь руки темнокожего кончиками пальцев. – Я вдруг подумал… Ведь это случилось именно здесь.
Рангар кивнул и улыбнулся, нежно целуя брата в лоб. Он никогда и не забывал…
читать дальше
***
Отношения мечтательного поэта и молчаливого убийцы с самого начала складывались непросто. Начать с того, что они долгое время спорили о том, кто же из них старше.
Тема возраста в Клане была настолько непопулярной, что практически никто уже не помнил о том, сколько кому лет. Да и как тут судить, если старшие соклановцы обрели жизнь тогда, когда определить Время было попросту невозможно? Кроме того, учитывая всевозможные путешествия в разные миры – как вместе, так и поодиночке, – да ещё и тот факт, что Время в этих самых мирах текло абсолютно по-разному… В общем, на подсчёт прожитых лет члены Клана давно махнули рукой. Остался только давно и прочно утверждённый порядок – кто за кем родился. По нему и определяли старшинство. Хотя, и само это понятие было не критично в Клане, ведь от него ничего не зависело – ни умения, ни характер, ни прочие качества… Не критично ни для кого, кроме двоих.
Со стороны могло бы показаться, что первым на свет появился Рангар. Он первым спустился на Радужную Звезду и присоединился к своим братьям и сёстрам, жил с ними, общался, узнавал, разговаривал… Да, в то время он ещё имел привычку говорить. Но каково же было всеобщее изумление, когда в один прекрасный момент – как раз тогда, как родственники решили создать в своём большом доме дом поменьше, Замок… Да, вот тогда-то рядом с ними ступил на зелёную траву кудрявый русоволосый юноша и объявил волю Илувэ – что Ирэн должна быть Старшей в Клане, что Замок непременно должен быть возведён, – и не забыл уточнить, каким именно образом.
Как оказалось, Шанар был рождён прежде Рангара, но очень долгое время не принимал облик из плоти, оставаясь звездой – в прямом смысле этого слова. Отчего – никто не знал. То ли Илувэ решила оставить его при себе, имея конкретно на этого сына какие-то виды, то ли мечтательный поэт просто не захотел раньше времени покидать просторы космоса, где каждый взгляд и каждый вздох для него был вдохновением… Сам он об этом молчал, а остальные не спрашивали – ведь у каждого есть какие-то свои причины поведения, и их не всегда хочется открывать.
Однако, Рангару была невыносима мысль о том, что этот мальчик с наивными глазами может быть старше его. Как же так?! Он, повелитель солнца и песка, был здесь раньше, жил здесь раньше, стал истинной частью своей семьи – и тут является какой-то нахал, прямо-таки влезает в Клан, расталкивая всех, и предъявляет права на ступеньку выше?! Неужели он думает, что это ему так просто сойдёт с рук?!
Началась война. Не та, на которой применяется холодное и магическое оружие, внезапные атаки из-за угла и подсыпание яда в кофе, – нет, что вы! Началась война словесная. В те дни Рангар был весьма остёр на язык, а Шанару и посейчас в ехидстве не откажешь. Таком, ненарочитом. Что только не шло в ход во время тех давних боевых действий! Изысканное хамство, сочащиеся ядом намёки, прикрытые невинными улыбками, неизменно вежливые уколы в самые уязвимые места… Одно время забияк пытались урезонивать – но затем отказались от этой бесполезной затеи. Тем более, что в скором времени в Клан вошла ещё большая зараза и язва, чьё имя – Джеринт… Вот уж тут всем как-то стало не до чьей-то там вражды! Тем более, что Шанар и Рангар не стремились выставлять свои стычки на всеобщее обозрение, поэтому никто на них и не обращал внимания…
Пока не случилось нечто, давшее начало коренным изменениям в их отношениях...
***
Дверь в малую гостиную Замка резко распахнулась, и вошёл Эни – лицом мрачнее тучи, серебряные глаза потускнели до грязно-серого. Швырнув перчатки на тумбочку, он рухнул в кресло и сгорбился, сцепляя руки и опуская голову. Чёрные волосы свесились, закрывая лицо.
– Опять? – с сочувствием спросила Ирэн, подсаживаясь рядом на подлокотник.
Небесный Странник кивнул и благодарно взглянул на девушку, принимая от неё бокал вина. А после, опустошив его одним глотком, выдохнул:
– Опять. Очередной мир пал… Она пожрала его, как только он родился. Там даже не успела толком появиться жизнь…
Фиерна. Чёрная Туманность, злейший враг Клана… И – сестра их матери. Та, которую нельзя было уничтожить.
– Но ведь надо что-то делать! – воскликнул Наэнур, вскакивая с места. – Мы же не можем просто стоять и смотреть! Будь она нам хоть тысячу раз тётя…
– Остынь! – резко прервал его Белегнор. – А то сам остужу. Было ясно сказано – она не сможет тронуть те миры, в которых кто-то нас знает. Значит, надо работать в этом направлении, а не сотрясать воздух попусту.
– Но как?! – в отчаянии взорвался зеленоволосый. – Если она пожирает новорождённые миры – как мы можем завести там с кем-то знакомство? Если там ещё не появилась жизнь… Чёрная просто не даёт нам времени!
– Времени… – тихим эхом откликнулся Эни, поднимая голову. – Времени всегда не хватает. А если сделать так, чтобы хватало?
В глазах Ирэн сверкнуло понимание, девушка радостно прищёлкнула пальцами, подхватывая мысль.
– Время! Если правильно выбрать поток… и сплести сапфировые струи, чтобы под воздействием оказалось не только будущее, но и прошлое…
– Крыльев и пламени хватит на век вперёд, хвостом и зубами удержим на миг назад*, – широко улыбнулся Эни.
– О чём вы? – недоумённо спросил сидевший на подоконнике Арсул, переводя взгляд с одного на другую.
– Тебе не понять, ты не Запечатлял! – отмахнулась от него сестра, вскочила с подлокотника и, рассмеявшись, закружилась по комнате. – Ребята-а… Мы её сделаем! Мы пойдём сквозь Время! В будущее! Если следовать по ветке вероятности, знаменующей жизнь для обречённого мира, то мы найдём там тех, кто будет нас помнить потом. И эта вероятность повлияет собой на реальность – так, что наша чернявая тётя не сможет сделать намеченному ей миру ничего даже в тот момент, что для него является прошлым!
– Я ничего не понял, – ошарашенно констатировал Наэнур. – Но если вы, двое, уверены, что это сработает…
– Но есть одно условие, – посерьёзнел Эни, отгоняя преждевременную радость. – Сейчас, когда Бытие ещё не стабильно, мы не можем перемещаться в будущее в своих телах, со своими нынешними силами и возможностями. Иначе ткань реальности порвётся… Мне объясняли. Там, в пещере, после того как яйцо…
Он запнулся и умолк, на лице его отразилась мягкая нежность воспоминания… Памяти о том дне, когда на горячий песок в одной из пещер у Реки Времени вывалился, смешно болтая лапками, чёрный дракончик с серебристым узором на шкуре.
– Но если мы не можем явиться туда и тогда в своих телах – значит ли это, что мы не можем воспользоваться чужими? – негромко спросил Шанар, и все взгляды устремились на него.
– То есть, ты предлагаешь выпихнуть чужую душу из тела и самому занять его? – фыркнул Рангар. – Очень красиво… У меня нет слов, браво.
– Нет-нет, он не об этом, – нетерпеливо махнул рукой Белегнор, тут же загоревшийся идеей возможного магического эксперимента. – Здесь что-то есть, но я не могу понять – что… Поясни свою мысль, брат.
– Я рад, что мне удалось настолько восхитить тебя, что ты лишился дара речи, – Шанар невинно покосился на брата-соперника и светло улыбнулся, – но я действительно говорил не об этом. Посмотрите на нас. Наши силы, наши умения, способности и возможности – всё это скрыто не в наших телах, но в наших душах и разуме. Однако, мозг новорождённого – запечатан… Рождаясь на свет, дети забывают, кем они были раньше. Так я вижу.
– Родиться в чужом теле… – медленно проговорил Вульф, проводя ладонью по усам. – Быть собой, но не подозревать об этом. И облечь себя в такие оковы, чтобы и мироздание не подозревало…
– А затем – умереть в чужой жизни и вернуться в свою, – подхватил Арсул. – Мне нравится такая идея! Это интересно, познавательно, смело…
– …и опасно, – жёстко обрубил Эни. – Не забывайте о риске. Подобные игры с реальностью и Временем могут кончиться весьма плачевно, если относиться к ним беспечно.
– Мы можем оказаться запертыми в чужом мире и эпохе, если что-то пойдёт не так, – тихо подтвердил молчавший доселе Эльгален. – Можем потерять свои силы по возвращении. Есть ещё тысяча вариантов того, что может произойти, потому что пока мы не знаем, как сделать так, чтобы этого избежать.
– И память, – сумрачно вставил Магнус. – Не забывайте о памяти. Нам придётся её восстанавливать каждый раз, когда мы будем возвращаться. А если ещё и возникнет путаница со временем…
– Но если сейчас мы поддадимся сомнениям, то так ничего и не решим, – заметил Рангар. – Пока мы бездействуем, Чёрная, возможно, именно в этот момент пожирает ещё один мир… потому что тот мог её и не насытить.
– Нельзя кидаться в незнакомый омут очертя голову, – возразил Шанар. – Мысль должна следовать впереди дела, пусть даже самого отважного…
– В таком случае, я предпочитаю отважные дела трусливым мыслям, – презрительно фыркнул Рангар, меряя соперника уничижительным взглядом.
– Так, хватит! – Эни ударил ладонью по столу, и в комнате тут же воцарилась тишина. – Шанар прав. Мы должны подумать, прежде чем делать. Но прав и Рангар – нельзя думать слишком долго.
– Проведём эксперимент, – предложила Ирэн. – Пусть кто-то из нас сперва попробует родиться в чужом теле, но в этом времени. Фиерна устраивает себе пир раз в десять лет по нашему счёту… Я думаю, мы можем подобрать для добровольца судьбу ребёнка, которому уготована недолгая жизнь.
– Добавь ещё к этому – ребёнка-сироты, – предложил Арсул. – Пусть уж лучше переживают какие-нибудь дядя с тётей, чем родители.
– Ты думаешь, они будут переживать меньше? – рассмеялся Белегнор. – Какой же ты сердобольный, право…
Белоголовый что-то остроумно возразил, Шанар ответил, со всех сторон посыпались шуточки, зазвучал смех… На миг общий бедлам перекрыл звучный голос Вульфа:
– И дайте знать обо всём этим… трём блондинам. А то, видимо, совсем залюбовались розовыми кустиками, раз уж даже о совете забыли.
Рангар молчал, не давая втянуть себя в очередную словесную перепалку. Он уже знал, чем займётся в ближайшем будущем…
*Снова на западе будет гореть восход,
И на востоке сорвётся во тьму закат.
Крыльев и пламени хватит на век вперёд,
Хвостом и зубами удержим на миг назад.
Строфа одного из древних боевых гимнов Драконов Времени, к племени которых принадлежат Дельта и Зерт. Вольный перевод на понятный людям язык.
***
Приготовления к грядущему испытанию затягивались. Неудивительно – никто не знал, во что выльется эта затея, как её следует воплощать в жизнь, какие мелочи должны быть учтены. В сущности – никто не знал, что делать. И – кому.
При всей своей мании геройствовать, совершать подвиги и всех спасать, Правительница понимала, что её кандидатура на этот опыт даже обсуждаться не будет. Шутка ли – риск лишиться сестры, не только Старшей в Клане, но ещё и связанной родственными узами с Драконами Времени, важным подспорьем в грядущем развитии событий. По этому же поводу желание выступить подопытным кроликом было заказано и Эни – к тому же, он был единственным потомком Серой Туманности, что тоже накладывало на него некие обязательства. Натали от эксперимента отказалась сама, Джеринту запретили как самому младшему, неопытному и неуёмному, а вот остальные девять братьев чуть не передрались, решая, кому из них выпадет шанс первым попробовать себя в новом качестве «перерожденца».
Отдать решение этого вопроса на откуп Илувэ? Во-первых, Серебряной давно нет в обозримом пространстве, она путешествует где-то по своим загадочным делам. А во-вторых – это неправильно, они давно уже не маленькие дети, могут разобраться сами. Или логически выявить наиболее подходящую кандидатуру, или тянуть жребий, оставив всё на волю случая, – одно из двух. И ведь разбираются, разбираются – до криков, до хрипов, чуть ли не до кулаков. А разобраться – никак не могут. И ведь третейского судьи не найдётся – да и слушать его никто не будет.
И вот однажды…
– …И всё-таки, я настаиваю на оборудовании специальной лаборатории по возвращению воспоминаний, – разорялся Белегнор, меряя комнату широкими шагами и активно жестикулируя. – Никто не знает нас лучше, чем мы сами, и никто другой не поможет нам вспомнить самих себя так, как должно. А представьте, что будет, когда наши воспоминания будут накапливаться с учётом прожитых лет? Нужно провести соответствующие исследования, всё как следует подготовить…
– Это будет слишком долго тянуться! – оборвал его Эни, нетерпеливо тряхнув головой. – Действовать надо уже сейчас. Я понимаю степень риска, но потеря времени…
– Все миры сразу всё равно не спасти, – тихо возразил Эльгален, стоявший в тени у окна. – Мы должны признать, что какие-то из них всё равно достанутся ей. И потом, у нас есть целых десять лет на подготовку.
– Если так пойдёт и дальше, даже этого срока нам окажется мало, – фыркнул Небесный Странник. – Все эти рассуждения, прикидки, пустые разговоры…
– А ты представь, что какая-то часть твоей памяти бесследно затеряется где-то в глубинах твоего подсознания, – мягко предложила Ирэн, наблюдавшая за диспутом с дивана. – И будет в ней нечто, для тебя очень-очень важное. Как ты себя будешь чувствовать, если поймёшь, что не в силах это нечто вернуть?
– Если я не буду об этом помнить, для меня не будет никакой разницы – что есть оно, что нет, – пробурчал Эни, всё же немного остывая. Явно задумался о том, каково это будет – потерять часть себя. – Ох, всё-таки, Рангар был прав. Мы слишком много думаем. А действий – никаких.
– Кстати о Рангаре – где он? – повернулся к ним Белегнор. – Я с утра его не видел, а ведь…
– Ирэн! – Дверь с громким стуком распахнулась, и в комнату ворвался Джеринт – сам бледный, глаза бешеные… – Там, это…
– Что такое? – насторожилась та, вскакивая на ноги. Мало ли, что натворил мальчишка…
– Там – Рангар!!!
…Темнокожий сын Туманности неподвижно лежал на кушетке в одной из комнат, его глаза были закрыты, грудь вздымалась редко, но равномерно, а самое его тело казалось полупрозрачным, окружённым какой-то мерцающей золотистой пеленой. К нему было страшно прикоснуться – вдруг рука пройдёт сквозь?
– Что это за хрень? – прохрипел Вульф с порога, добавив к вопросу ещё пару крепких словечек. Когда что-то поражало и пугало его до такой степени, рыжий гигант не стеснялся в выражениях.
– Понятия не имею… – прошептала Ирэн, не сводя глаз с тела брата. – Джеринт, это ты его нашёл? Давно он так?
– Я не знаю, – затряс головой младший. – Я только зашёл – а он тут… лежит! Я… я ничего не делал, честно!
– Мнится мне, я знаю, в чём тут дело, – спокойно проговорил Шанар, но бьющаяся жилка на виске выдавала, чего ему стоило это спокойствие. – Братец сам себя перехитрил. И не то, чтоб это было важно лично мне, но, может… Белег, глянешь?
– Вот не надо говорить стихами, – тем не менее в ритм огрызнулся Белегнор, опускаясь на колени рядом с кушеткой.
– Что, даже белыми? – нервно прыснул Наэнур, сжимая побелевшими пальцами спинку кресла, за что получил свою порцию шиканья от прочих.
В комнате, куда набилась большая часть Клана, воцарилась напряжённая тишина. Эни беззвучно шевелил губами, не решаясь озвучивать свои подозрения, пока седобородый маг держал ладони с растопыренными пальцами у висков Рангара, считывая информацию о его состоянии. Наконец, Белегнор вздохнул, опустил руки и поднялся.
– Ну, что?! – не выдержала Ирэн.
Маг ещё немного помолчал, задумчиво вцепившись пальцами в собственную бороду, а затем будто нехотя проговорил:
– Боюсь, наш чересчур активно настроенный брат решил прыгнуть выше головы. Если он не совершил при этом огромную ошибку, это будет чудом… Его душа – не здесь.
– Ты хочешь сказать… – ахнула его сестра, и Белегнор мрачно кивнул, подтверждая её догадку:
– Он это сделал. Он вселил свой дух в тело пока ещё не рождённого ребёнка.
– Идиот! – выругался Вульф, от души врезав кулаком по дверному косяку. Эльгален вздрогнул и обхватил себя руками за плечи, Джеринт сдавленно охнул, Наэнур побледнел ещё больше – хотя, казалось бы, это невозможно…
– Но и это ещё не всё, – с профессиональной невозмутимостью продолжал седовласый чародей. – В своей жажде действия, понадеявшись на удачу, он неверно рассчитал точку выхода. Я не знаю, как это у него вышло, если он даже не бывал на берегах Великой Реки, – но он оказался в будущем. И достаточно далёком будущем. Большего, к сожалению, я сказать не могу. Но у меня такое ощущение, что то место, в котором он оказался, или отражение его – суть точка пересечения множества миров и даже Вселенных… Что делает наше пребывание там куда сложнее, чем в любом другом пространстве. Тем более, если мы не были к этому подготовлены.
– Но ты можешь найти его? – нетерпеливо воскликнул Эни. – Или мы – все вместе? Он сейчас в порядке, он сумел совершить то, что намеревался?
– Я не знаю, – вздохнул Белегнор. – Мне трудно смотреть в будущее, да ещё и на такое расстояние. Кости бытия ещё слишком неустойчивы… Но, думаю, если мы объединим усилия, то сможем его найти.
– Кроме того, раз его тело ещё здесь и в нормальном состоянии – можно предположить, что и с его духом ничего не случилось, – ровно добавил Шанар.
– Предположить?! Умник нашёлся! – немедленно вскипел Наэнур. – А ты ничего не слышал о том, что при здоровом теле можно остаться и растением без мозгов и души? Да и, как по-твоему, вот эта мерцающая непонятная… штука – это нормально для такого состояния?!
– Хватит! – жёстко пресекла развитие спора Ирэн. – Раз мы ничего об этом не знаем – значит, самое время избавиться от пробелов в образовании. Сейчас нужно найти его и убедиться в том, что с ним всё в порядке. А уж потом, когда братец вернётся в целости и сохранности, я сама с него шкуру спущу за самодеятельность. Лично!
***
Рангара нашли. В основном, благодаря усилиям Дельты и Зерта – но даже с их помощью не получилось отследить точный миг его рождения. Он предстал перед мысленным взором родичей не младенцем, но пятнадцатилетним мальчиком – темнокожим, черноглазым, безволосым и очень похожим на себя-настоящего. Даже имя его нынешнее отличалось от истинного всего одним звуком. Белегнор тут же воспользовался случаем блеснуть своими научными изысканиями и пояснил, что, по-видимому, иной мир не успел должным образом адаптироваться к появлению нежданного вселенца, а личность Рангара оказалась слишком сильна, чтобы подвергнуться кардинальным изменениям, – поэтому и тело его приняло более привычный ему облик. И, судя по всему, характер тоже остался прежним. Сыну Туманности было хорошо в этом мире жаркого солнца, золотых песков, тенистых пальм и шумных торговых городов.
Мальчик решил стать убийцей.
Он в высокой степени овладел искусством обращения с ятаганом, но больше всего любил метательные ножи – на этой стезе ему не было равных. Однако, гордый непокорный нрав и извечное ехидство подвели своего обладателя. В возрасте восемнадцати лет Рангару отрезали язык. Тем, кто наблюдал за ним с той стороны звёзд, оставалось лишь бессильно стискивать кулаки и с болью смотреть на то, как их брат и друг отчаянно пытается восстановиться и всё больше замыкается в себе. Они не имели права ему помочь. Но он прекрасно справился и сам.
Прошло ещё несколько лет, и немой убийца нежданно-негаданно нашёл себе друзей, разношёрстную компанию искателей приключений. Пройдя с ними огонь и воду, он вновь поверил в людей, начал улыбаться, смеяться, а к своему недугу, казалось, полностью приспособился. Шли годы… Члены Клана потихоньку переставали так уж сильно беспокоиться о безрассудном экспериментаторе, тем более, что с его телом – настоящим телом – ничего не происходило. Даже язык остался на месте, проверяли на всякий случай. Как оказалось, ни одна травма, рана или иное изменение плотской оболочки иномирного воплощения не отражались на теле истинном.
Но вот, однажды, пришёл тот день, которого все так ждали и откровенно побаивались. Аватаре Рангара пришёл черёд умирать. Естественно, он погиб как герой – от стрелы в сердце, стоя на палубе уже ставшего родным корабля и до последнего защищая своих товарищей. И, как только последнее биение жизни в той оболочке из плоти угасли, золотое сияние вокруг его настоящего тела рассеялось, и через несколько долгих томительных минут Рангар распахнул веки и рывком сел, судорожно втягивая воздух в лёгкие. Его тут же ухватили за руки, заобнимали, затормошили, забросали вопросами о самочувствии – но он лишь беспомощно озирался по сторонам, не понимая, где он находится и что происходит, а в его глазах мелькали отголоски недавней битвы. Битвы, которая в этом времени ещё не состоялась.
Темнокожий сын Туманности не помнил абсолютно ничего. Он так и продолжал считать себя немым убийцей из далёкого мира. Причём, немым – в прямом смысле слова. Привыкнув молчать за столько лет жизни без языка, Рангар просто отказывался говорить. Он не понимал, как к нему вновь вернулся утраченный орган, но поверить в чудо явно не спешил.
Память возвращалась тяжело. На это ушло несколько месяцев усиленной терапии – и это притом, что Белегнор всё-таки сумел оборудовать зал, служащий накопителем и хранителем воспоминаний, и члены Клана поместили туда все, даже мельчайшие частицы памяти, связанные с Рангаром. Однако, не хватало самых главных воспоминаний – его собственных.
– Я действительно был не прав тогда, призывая к скорым действиям. Потерять частицу себя – это и в самом деле страшно, – потрясённо говорил Эни, глядя, как Рангар заново обживается в своих же замковых покоях.
Даже Шанар в эти дни не подкалывал своего вечного соперника, а в его непроницаемых изумрудных глазах порой даже мелькало что-то, похожее на сочувствие. Хотя при всех он утверждал, что не видит смысла состязаться в остроумии с тем, кто не может ответить. И что его безрассудный брат был сам виноват, бросившись в омут с головой без всякой подготовки, и теперь пожинает заслуженные плоды. Но и то, говорил об этом поэт безо всякой насмешки и настолько редко, что его не урезонивал даже вспыльчивый Наэнур.
Время шло. Рангар потихоньку возвращался к нормальной жизни, перестал рваться обратно, тоскуя по оставленным друзьям, и даже снова начал улыбаться. Правда, всё так же молчал, предпочитая изъясняться жестами, но и к этому в Клане привыкли быстро. Суета улеглась, жизнь постепенно входила в обычную колею…
А потом – ушла Ирэн. Ушла внезапно, сорвалась с места, не выдержав взятой на себя ответственности, неимоверной усталостью гнетущей к земле. Вслед за ней ушли и остальные – но не на поиски Правительницы, а каждый – в свою сторону. Естественно, предварительно они устроили совет, где и приняли это непростое решение и выбрали дороги по себе. Всё это произошло как-то спонтанно, будто что-то гнало их прочь с планеты, призывая увидеть иные миры и пройти по тем путям, что доселе были неведомы звёздам в телах из плоти и крови. Эни взял с собой Зерта, Дельта (хоть и обиженная на свою всадницу за то, что та её бросила) помчалась догонять Ирэн… Замок опустел. Почти.
Рангар остался дома.
Во-первых, он не до конца ещё оправился после своей рискованной выходки и не мог полноценно ответить тяготам нового пути. Во-вторых, кому-то всё же нужно было оставаться на Радужной Звезде, чтобы хоть как-то следить за порядком. А в-третьих – Рангар и сам не хотел никуда уходить. Ему надо было побыть в тишине и одиночестве, наедине с собой, чтобы никто не мешал его безмолвной беседе с собственным «я». Так и бродил он бесшумно по гулким коридорам живого Замка, задумчивый и молчаливый, всего лишь тень от былого, ехидного и острого на язык себя. Иногда он путешествовал по планете, навещая разные её уголки, чтобы дополнить мозаику своей памяти всё ещё недостающими кусочками, но чаще – запирался в четырёх стенах, не пуская к себе ни послов, ни друзей Клана, ни, тем более, случайных путников. Там темнокожий ассасин долгие часы проводил в библиотеке за чтением, упражнялся в метании ножей в тренировочных залах, фехтовал на ятаганах с невидимым противником или просто гулял, не заботясь о том, куда его заведёт следующий поворот в их вечно меняющемся доме.
И так прошла долгая тысяча лет.
***
В то утро Рангару отчего-то не сиделось в библиотеке. Внимание рассеивалось, взгляд блуждал, он не мог заставить себя вчитываться в ровные строчки на желтоватой бумаге – мало того, не мог даже вникнуть в смысл написанного. В таком состоянии о том, чтобы наведаться в тренировочный зал, и речи быть не могло, и Рангар решил выйти на воздух.
Он поднялся на крышу западного крыла Замка, выбравшись на покатый скат через чердачное окно. Ветер в этот день дул с моря, оставляя на губах привкус соли. Странное волнение не оставляло немого убийцу, но оно не было тревожным. Он просто знал – что-то должно случиться. И прямо сейчас.
Внезапно пространство на широком балконе далеко под ним заискрилось светлыми оттенками зелёного и жёлтого, и Рангар, не раздумывая, спрыгнул вниз. Такое явление могло означать только одно – кто-то из Клана возвращается домой, а значит – заканчивается тысяча лет его добровольного одиночества.
Жёлто-зелёное сияние угасло в тот миг, когда на каменные плиты балкона мягко ступил Шанар.
На первый взгляд поэт совсем не изменился – та же шапка тёмно-русых кудрей, те же глаза, лицо, одежда, манера держаться. Но, присмотревшись, Рангар понял: странствия не прошли даром для его брата. Он стал как будто безмятежнее и доброжелательнее, в уголках губ затаилась мечтательная улыбка, а его взгляд, прежде отстранённый и непроницаемый, приобрёл невиданную доселе глубину, внимательность и открытость.
Шанар же, в свою очередь, тоже подметил кое-какие изменения, произошедшие с его вечным соперником во время долгого затворничества. Его былая строптивость сгладилась, уступая место невозмутимой задумчивости, некая порывистость движений сменилась кошачьей грацией и плавностью, и, самое главное, – куда-то исчезло стремление всем что-то доказать. Шанар видел это так же ясно, как иной охотник определяет по оставленному следу возраст и пол прошедшего зверя, – поэту не привыкать читать открытые пред ним сердца и души.
Они стояли друг напротив друга, два брата, два недруга, и в этот миг – ясно, как никогда, – понимали, что всё, случившееся меж ними ранее, больше никакого значения не имеет. Они увидели друг друга впервые за тысячу лет, не встречавшись до этого ни с кем больше из родных, и именно сейчас им обоим как-то не хотелось выяснять, кто старше. Порядок рождения отчего-то потерял былую весомость, осталось лишь чувство родственной близости – зов звёздной сущности и серебряной крови.
И, не сговариваясь, не произнося ни слова, Шанар и Рангар одновременно шагнули навстречу друг другу и сомкнули ладони в крепком рукопожатии.
***
С того момента произошло много всего и всякого. Возвращение Клана домой, мнимая гибель Небесного Странника и его внезапное появление, душевные терзания будущей неразлучной троицы… Эти мучения были заметны всем, кроме самих страдальцев, а вот с причиной дело обстояло всё с точностью до наоборот. Ирэн ходила жаловаться к Эльгалену, Эни ходил жаловаться к Эльгалену, а бедный эльф ни к кому пойти и пожаловаться не мог. Но это уже совсем другая история, полная пафосных сердечных метаний и иных глупостей, а пока – на фоне всего этого безобразия взаимоотношения Шанара и Рангара медленно, но верно налаживались.
Конечно, нельзя сразу простить всё: обиды, насмешки, язвительные уколы… Это прекрасно понимали все, и Правительница (сама обрадованная тем, что можно хоть ненадолго отвлечься от своих «тщательно скрываемых» переживаний) придумала этой паре одну задачу, должную сплотить их путём совместной деятельности. Тогда оба брата пришли к ней за советом, а она предложила им что-то построить – только вдвоём и с минимальным использованием магии. Причём, строительство должно было занять довольно много времени, а его результат – быть полезным всем. Шанар выдвинул идею о лестнице поодаль официальной; зачем – он не объяснил, но Рангар согласился с его предложением, и Ирэн ничего не оставалось, кроме как дать добро.
Поначалу, естественно, ладилось не всё. Это только говорят, что ручной труд облагораживает всех и сразу. И что именно он в некоторых мирах превратил обезьяну в человека. Но, на самом деле, если этим самым трудом занимаются те, кто не привык друг другу доверять, то в начале работы пойдут такие комья вместо блинов, что поневоле за голову схватишься. Бывало, кто и молотком себе по пальцам попадал, когда другой его отвлекал не вовремя, или краем доски того по голове задевал, случайно повернувшись, а то и чуть ли не вся на тот момент построенная конструкция рушилась из-за элементарного неумения строителей согласовывать свои действия. И ссорились они не раз, и кричали друг на друга – вернее, это Шанар кричал (и хорошо ещё, если на стихи не сбивался), а Рангар недвусмысленными размашистыми жестами выражал всё, что думает о своём бестолковом брате, – и подчас просто уходили с места стройки, демонстративно не обращая внимания один на другого. Но на следующее же утро снова появлялись там, с виноватыми взглядами пожимали руки и опять принимались за работу. Никто им не мешал, но и не помогал, с этой задачей бывшие недруги должны были справиться самостоятельно. И – потихоньку, полегоньку, но дело всё-таки шло на лад. Былые огрехи подчищались и исправлялись по ходу строительства, лестница становилось всё стройнее и выше – бело-золотая, изящная, вкусно пахнущая тёплым деревом, нагретым на ярком солнце.
И, наконец, настал тот день, когда работа была завершена. Это событие не ознаменовалось ни пышным праздником, ни прочувствованными речами, не было даже торжественного перерезания ленточки. Тем более, что тогда не за горами была счастливая свадьба Ирэн и Эни. Но каждый из Клана счёл своим долгом прийти полюбоваться на нововозведённую лестницу и выдать одобрительно-задумчивое: «Да-а…». Потому что не оценить то, что сделали эти двое, было попросту невозможно.
А два брата, привыкших за время строительства проводить почти всё время вместе, внезапно поняли, что приспособились друг к другу. Научились жить мирно и не ругаться. И общество друг друга им явно нравилось. Шанар обрёл в лице немого убийцы благодарного слушателя, никогда не перебивающего декламацию стихов неосторожным звуком, а Рангар – интересного собеседника, которого ничуть не смущало то, что говорит голосом здесь только он один. И теперь, когда общее дело уже не связывало их вместе, былые соперники всё равно продолжали проводить большую часть времени вдвоём. Они гуляли, общались, наблюдали за течением жизни, упражнялись – кто в чём, совершали вылазки в окрестности и в зарождавшийся Город...
Но потом свершилось нечто, перевернувшее жизнь в Клане. Обличение Илувэ. И, словно под воздействием внезапно нагрянувшей эпидемии, родственники начали влюбляться друг в друга. Пожалуй, лишь Арсул и Магнус умудрялись держаться в стороне от этого, а остальные... Даже Белегнор, дни и ночи напролёт проводивший в своей башне, и то порой не мог устоять перед лукавой улыбкой самого младшего из братьев – в те минуты, когда того выпускали из объятий два других блондина Клана.
Однако, любовная лихорадка не коснулась Шанара и Рангара. Они продолжали общение и прогулки, но их отношения оставались на прежнем уровне доверительной братской дружбы. Поэт относился ко всей этой суматохе со спокойствием философа, а Рангар – тот и вовсе сторонился прочих родственников, в душе стесняясь мыкаться среди них безмолвной тенью. Вдвоём же им было хорошо. Настолько хорошо, что однажды, когда они сидели на вершине цветущего холма и наблюдали солнцем, клонящимся к морю, Шанар признался:
– Знаешь, мне кажется, в жизни я счастлив так не был, как здесь, с тобою. Ты для меня – как душа, без тебя мне и мир представить-то сложно. Как же так долго, в те годы, могло быть иначе?
Рангар довольно улыбнулся и пожал плечами. Слова брата были ему приятны, а ответа на его вопрос он и сам не знал.
Но, к несчастью для поэта, его слова услышал не только тот, к кому они были обращены. После того, как они прозвучали, за густыми кустами скрылась и пропала вихрастая белобрысая макушка…
***
На следующий день Шанар поздно спустился к завтраку, а из-за стола поднялся, уже когда все разошлись. Однако, выйдя за двери столовой, он с удивлением обнаружил, что там его поджидает Джеринт. Сладкая улыбка на вечно мальчишеском лице не предвещала ничего хорошего. Поэт возвёл глаза к небу и ускорил шаг, пытаясь отвязаться от несносного младшего братца. И как же некстати Илувэ строго-настрого запретила его хотя бы калечить, мотивируя тем, что «подрастёт – образумится»…
И он уже было почти обошёл мелкого белобрысого пакостника, когда тот за его спиной с ехидцей вопросил:
– И что, неужели он так хорош в постели?
Вопрос был настолько неожиданным, что Шанар невольно обернулся и переспросил:
– Кто?
– Рангар, – невинно уточнил Джеринт, хлопнув ресницами.
Краска бросилась в лицо стихотворцу. Он и сам не ожидал от себя такой реакции – он, обычно такой блаженно-спокойный, с ног до головы защищённый бронёй невозмутимости, от которой отскакивали все до одной ехидные подколки. И вдруг… Шанар открыл было рот – то ли для гневной отповеди на тему «всё совсем не так, и вообще, твоё какое дело», то ли для короткой и броской эпиграммы, должной причинить братцу какую-нибудь бяку, вроде онемения голосовых связок, но… Белобрысая язва всея Клана ловко метнулся за угол и был таков. Зрительный контакт был утерян, и поэту оставалось лишь в бессильной ярости сотрясать воздух рифмованными строчками, от которых трещины появлялись на стенах. Спустя минуту он выдохнул, успокоился, ликвидировал следы своего буйства и отправился, куда шёл.
Но всё ещё только начиналось…
С этого дня жизнь Шанара превратилась в сплошной кошмар. Ехидный братец находил его повсюду и донимал бесконечными шпильками самого интимного плана. Когда, где, сколько раз подряд, как часто на дню, в каких позах, в какие места, с какими атрибутами, в каком стиле, а был ли кто-то третий, а какие у них обоих чувствительные точки, а склонности, а слабости, а кто сверху… И так далее, и тому подобное. Вопросы сыпались, как мука из сита, и только тогда, когда больше никого рядом не было. А самое главное – как только поэт, в очередной раз решавший не поддаваться на провокации, всё-таки доходил до белого каления, младшенький паршивец успешно сбегал. И ведь калечить его по-прежнему было нельзя… А Шанар был послушным сыном своей матери.
Никому другому до этих стычек не было дела, ведь все были заняты друг другом – да и не знал никто. Шанар стыдился жаловаться остальным, а Джеринт не раскрывал рта по своим, понятным причинам. День проходил за днём, и русоволосый стихотворец начал впадать в отчаяние. Куда бы он ни пошёл, над ним постоянно довлел риск наткнуться на язвительного брата с его бесконечными издёвками. И единственным незыблемым островком в этом океане хаоса оставался только один из Клана. Рангар.
Рядом с ним Шанару было нечего бояться, при нём Джеринт даже носу не казал ни из кустов, ни из-за штор, ни из-за ограды балкона. Поначалу поэт опасался, как бы и Рангару не досталось от белобрысого наглеца, но вскоре понял – младшенький не полезет к убийце, потому что тот может запросто дать сдачи. Несмотря на все запреты. И ему не придётся даже как-то оправдываться, ведь он всё равно не говорит. Просто скрестит руки на груди, посмотрит задумчиво – и всё. А получить метательным ножом под рёбра даже на излёте ещё никому не улыбалось.
Поэтому так и получилось, что Шанар всё больше и больше времени проводил вместе с темнокожим братом, даже больше, чем раньше. Рангар если и удивлялся такой внезапно возросшей привязанности, то даже взглядом этого не выдавал, не то что словом. А отчаявшийся поэт всё чаще ловил себя на мысли, что в обществе брата его тянет на откровения и что однажды он не выдержит и всё расскажет.
Так и случилось.
В тот день братья сидели рядом с пролётом построенной ими лестницы, на берегу смешливой речки, в двух шагах от водопада. И – никто уже не помнит, что послужило камушком, согнавшим с горы лавину, но Шанар не выдержал. И всё рассказал. Он и сам не понимал, как это из него может вырваться такой поток слов по этому, казалось бы, ничтожному поводу. Правда, ничтожным он мог выглядеть лишь со стороны, но не тогда, когда почувствуешь всё это на собственной шкуре… Рангар понял. И, по своему обыкновению, ничего не сказал. Только сочувственно обнял брата за плечи, показывая этим жестом, что тот всегда может рассчитывать на его поддержку и утешение. Исстрадавшийся Шанар с судорожным вздохом откинул голову ему на плечо и закрыл глаза…
До сих пор никто, даже сам Рангар, не может объяснить, почему случилось то, что случилось в следующую минуту. То ли виноват солнечный луч, пробившийся сквозь листву и упавший на лицо Шанара, то ли немой убийца и сам уже долгое время питал к стихотворцу нежность, что есть куда глубже и чувственнее братской, только не признавался себе в этом… Но факт остаётся фактом. При взгляде на беззащитное, измученное, побледневшее от переживаний лицо брата у Рангара дрогнуло сердце, он склонил голову и робко, даже несколько неуклюже прикоснулся губами к его губам. Изумрудные глаза поражённо распахнулись – но затем вновь закрылись, и поцелуй стал глубже и увереннее, и тёмные пальцы запутались в янтарно-русых волосах, а светлые – легли на жилистые плечи ассасина…
Но вот поцелуй завершился, лица братьев отдалились друг от друга, глаза раскрылись – и в чёрных вина мешалась с блаженством, а глубокие зелёные отражали удивление, непонимание и некую настороженность. Однако, не успел Шанар вымолвить сакраментальное «зачем?..», как губы Рангара неуверенно шевельнулись, и…
– Ш… ш… Шани…
Тихим выдохом, еле слышно, на грани жизни и смерти звука – полно, да было ли это? Наверное, поэтому Шанар не поверил своим ушам и переспросил:
– Что?
Рангар смущённо улыбнулся, по нему было видно, что он сам испугался собственной смелости и вот-вот опять уйдёт в молчанку, но его брат не собирался отступать:
– Что ты только что сказал? Ты… – От понимания глаза его расширились, он ухватил Рангара за грудки и затряс. – Ты ведь сказал! Ты говорил! Повтори, повтори сейчас же!!!
– Ш-шани… – повторно выговорил темнокожий непослушными губами, продолжая глупо улыбаться непонятно чему.
Шанар бессильно разжал пальцы. После стольких лет безмолвия, первое слово – его имя. Его ласковое имя… Которым раньше никто его не называл. И этот поцелуй…
Внезапно всё встало на свои места. Поэт привстал на колени и прильнул губами к губам брата, обхватывая его руками за шею. Рангар ответил с удивлённым восторгом, обнимая, прижимая к себе и явно не собираясь отпускать вот так просто. А дальше…
Солнце всё так же пускало свои зайчики сквозь густую листву. Ловя их в ладони, мелодично смеялась сбегавшая с горы речушка. От бело-золотистой лестницы вкусно пахло тёплым деревом. А в густых зарослях неподалёку, – там, где в спешке и беспорядке была разбросана мужская одежда, – задыхаясь от страсти, сплетались в объятьях два тела, светлое и тёмно-коричневое. И губы искали друг друга, и руки порывисто танцевали по коже, и тихие стоны звучали песней, становясь всё громче и откровеннее, – в поспешном стремлении наверстать упущенное за всё это время, слиться воедино, найти себя в глазах другого – и никогда, никогда не отпускать нежданно-негаданно обретённое счастье…
…А через несколько часов истового блаженства чуть встрёпанный Шанар со счастливой улыбкой на припухших губах преодолел последнюю ступеньку деревянной лестницы, на которой его уже поджидал Джеринт. И, естественно, за этой встречей последовал незамедлительный вопрос:
– Ну всё-таки, каков же он в постели?!
Но на сей раз Шанар не разозлился. И даже не возмутился. Он оглянулся, насмешливо взглянул на брата и слегка звенящим голосом промолвил:
– А вот этого, о мой не в меру ретивый брат, тебе не узнать никогда.
После чего развернулся и пошёл прочь, оставляя без внимания дивное, доселе ни разу не случавшееся в мире действо: младший брат Клана Туманности ошеломлённо хлопал глазами, не в силах справиться с отпавшей челюстью. Молча.